Вчера Новый 1994 год вступил в свои законные права неоспоримо, и по старому, и по новому стилям. А сегодняшний первый день после новогодних каникул был полон сюрпризов. Неприятных. Во-первых, погода сменила милость на гнев, и легендарная крещенская стужа пришла на смену мягкому морозцу. Лиза не была к этому готова ни морально, ни материально. Она все еще ходила в осенних сапогах. Нельзя сказать, что она чувствовала себя в них абсолютно комфортно, но, если не приходилось долго стоять на одном месте, то ноги почти даже не замерзали. А сегодня утром после двадцати минут на автобусной остановке Лиза совершенно не чувствовала пальцев на ногах. Да и на руках тоже, т.к. она была без перчаток. Нет, вообще-то у нее были варежки, теплые-теплые, из овечьей шерсти. Бабушка вязала их ей лет пятнадцать назад, и женский коллектив, в котором работала Лиза, вряд ли понял бы такой аксессуар. Ей бы, конечно, никто ничего не сказал, но за спиной уж точно бы обсудили. Многие откровенно наплевали бы на это обстоятельство, но Елизавета Сергеевна была из тех людей, которые весьма болезненно реагируют на мнение окружающих. И поэтому мерзла. Хотя, по большому счету, мерзла она, конечно, не поэтому, а потому что уже давно бюджет ее семьи не предусматривал никаких покупок для Лизы, даже самых необходимых.
Во-вторых, оказалось, что согласно новому зимнему расписанию уроков, часы для драматического кружка, руководителем которого была Елизавета Сергеевна, совершенно негде расположить. И занятия придется отменить на всю четверть, а может быть даже и на все полугодие. Лиза понимала, что это отговорка, что ей просто решили сократить рабочие часы. Справедливости ради нужно сказать, что таким же образом свернули еще несколько кружков и факультативов, Но легче от этого не было. Лиза действительно болела душой за своих ребят, за каждую постановку. Ну и, в конце концов, это было ее дополнительным заработком. Этими деньгами можно было расплатиться за коммунальные услуги и детский сад. А теперь придется выстраивать всю домашнюю бухгалтерию по-новому.
Бюджет семьи в основном составляла лишь ее скромная зарплата педагога с трехлетним стажем. Игорь, конечно, старался, но так и не смог вписаться в суровый формат нового времени. Еще пять лет назад он возглавлял отдел по плановым застройкам в городской администрации, но ему не удалось закрыть глаза на откровенный непрофессионализм, преступную небрежность и неуемную жажду наживы нового руководства, и он остался не у дел. Сейчас Лизин муж числился в захудалом архитектурном бюро, имел минимальный оклад и огромное желание работать и ждал, когда кто-нибудь вложит деньги в его проекты. Но чудо так и не происходило. Лиза, хотя и ничего не понимала в строительстве, всем сердцем верила в то, что Игорь – талантливый архитектор, и талант его не может не быть востребованным. И, будучи человеком до неприличия деликатным, Лиза не могла давить на мужа, требовать, чтобы он бросил свои чертежи и отправился на стойку прорабом (а ведь ему предлагали за это неплохие деньги). И она терпеливо ждала, считая каждую копейку. И даже уже почти привыкла к такой скромной (если не сказать больше) жизни. Вообще, ей самой было нужно совсем не много, Игорь тоже понимал сложность ситуации и ни на что не претендовал, а вот Алёнка... Ну как объяснить пятилетнему ребенку, что у неё в ближайшее время не может быть куклы Барби и пышного банта с блестками, как у всех девочек в группе? Как отказать крохе, когда она просит «Мишек на севере» или «липесинку»? Поиски ответов на такие вопросы отнимали у Лизы сон, но, как правило, оставались безуспешными…
Вот и сегодняшние события предвещали еще несколько бессонных ночей. По дороге домой Лиза пыталась прогнать мысли о беспросветном будущем мыслями о дне насущном. Хотя одно неразрывно связывалось с другим, и поэтому Лиза гадала, как бы сэкономить на сегодняшнем ужине. Она решила зайти в овощной магазин, что рядом с автобусной остановкой. Войдя, Лиза вспомнила, какими пустыми были эти витрины года два назад, а сегодня на прилавках натюрмортно стояли плетеные корзины с очень даже привлекательными фруктами и овощами. Лиза случайно подумала о том, что Алёнка еще ни разу не пробовала свежий ананас, тяжело вздохнула и попросила взвесить ей картошки. Когда пакет оказался у неё в руках, Лиза, разглядывая картофель, отметила про себя, что из восьми имеющихся средних картофелин как раз половина для Игоря, а половина – для неё с Алёнкой. «Сварю в мундире, - подумала Лиза, - так очистки тоньше будут».
Еще заходя в магазин, Лиза приметила рядом с остановкой черную дворнягу. А когда Лиза вышла, собака по-прежнему сидела в свете фонаря под табличкой с расписанием. И пока Лиза шла свои двадцать метров до остановки, она размышляла о том, что раз уж наступивший год - год собаки по восточному календарю, то эти животные должны быть благосклонны к людям и наоборот; о том, как было бы здорово, если бы сейчас Лиза могла угостить собаку чем-нибудь вкусненьким, а собака, например, донесла бы Лизе до дома тяжелую сумку с тетрадями.… И эти мысли резко прервались неожиданным громким лаем. Лиза бросила взгляд на черную морду, на которой мгновенно появились алый язык, белые клыки и два желтоватых отражения фонаря в черных бусинах-глазах. Стало очевидно, что собака совершенно не разделяет Лизиных чаяний. Более того, она сорвалась со своего места и с агрессивным лаем бросилась прямо Лизе навстречу. Но та вовремя среагировала – отстранилась от собаки (как выяснилось через несколько мгновений, бежала она вовсе не на Лизу, а на рыжую кошку, что пристроилась за ее спиной погреться на канализационном люке), сделала пару шагов назад, но уперлась каблуком во что-то твердое и, услышав под ногой хруст, приземлилась спиной на снег. Физически больно не было. Но Лизе показалось, что рядом на холодном снегу лежит её душа. Как раз между её телом и пакетом с рассыпанной картошкой. Лежит и плачет – от обиды, от несправедливости, от холода и жалости к себе.
Лиза приподнялась, посмотрела на каблук – сломан пополам о бордюр. И как он только вылез из-под снега! Пакет с картошкой оказался порван, содержимое укатилось метров на пять, а одна картофелина выкатилась на дорогу и была предательски раздавлена каким-то автомобилем.
Лиза сидела на снегу и смотрела в одну точку – в сторону укатившейся картошки. И вдруг зарыдала. Последний раз она рыдала так, когда не смогла закрыть сессию из-за болезни преподавателя. Тогда ее тоже душило чувство несправедливости. Но сейчас тогдашняя несправедливость показалась бы Лизе ничтожной. Ведь во сто раз несправедливей то, что ребенок не знает, что такое ананасы (хотя они есть в каждом магазине), что интеллигентная семья вынуждена сводить концы с концами, что приходит в негодность последняя обувь, и что картошки на ужин, пожалуй, уже не хватит…
Автобус мягко подъехал к остановке. Лиза будто очнулась, быстро встала, схватила с сумку с тетрадями и направилась, было, к автобусу, но вспомнила про картошку. Замешкавшись на пару секунд, она все же подалась обратно и буквально поползла по снегу, собирая картошку. Пять картофелин были относительно недалеко друг от друга, шестая несколько дальше, а седьмой не было видно вообще. Лиза, вглядываясь в темно-синий снег, услышала звук закрывающихся автобусных дверей и не то скрип, не то шорох снега под колесами большой машины. Захотелось еще раз зарыдать, но сил уже не было. По румяным Лизиным щекам беззвучно текли крупные соленые слезы.
- Дочка, дай пару картошечек, а? Мне бы… Я просто.… Есть очень хочется… - Лиза услышала за спиной немного скрипучий, но в то же время приятный старческий голос. Сначала она даже не захотела повернуться и посмотреть, кто с ней разговаривает. Ей вдруг захотелось выругаться, просто выругаться без стыда и стеснения. Вылить на того, кто стоял сзади, поток отборных бранных слов, которые она ежедневно слышала из соседней квартиры и старалась всячески заглушить их, чтобы дочка не услышала. Все эти слова сейчас всплыли в голове и так и просились на язык. Т.к. Лизе было необходимо видеть собеседника, даже если она собиралась его обругать, она все же повернула голову и, набрав в грудь побольше морозного воздуха, совершенно неожиданно для себя сказала:
- Вот, возьмите… три, - и вытянула вперед правую руку, в которой лежало три картофелины.
А дело все было в том, что Лиза увидела в свете фонаря старушку, маленькую, немного сгорбившуюся. И поразительным было то, что, возможно из-за того, что старушка стояла прямо под фонарем, у женщины были необыкновенные, буквально светящиеся, чистые-чистые голубые глаза. «Прямо как у моей Алёнки», - подумала Лиза, когда клала картошку в раскрытую сумку старушки.
- Добрая ты, дочка. Господь тебя не оставит.… Смотри-ка, а во-о-он там, у столба, еще картофелина лежит – твоя, небось. – Лиза повернула голову туда, куда указывал сухой старушечий палец. Она поспешила подобрать картошку, а когда снова обернулась к старушке, чтобы поблагодарить её, той уже не было. Лиза посмотрела по сторонам, зашла за остановку, но женщины не было нигде. Лиза подумала, что все это довольно странно, но тут же вспомнила, что с нового года отменен один из вечерних автобусов, а следующий будет только через час. Опять захотелось плакать, но в это же мгновение она словно снова услышала тот скрипучий, но приятный голос: «Господь тебя не оставит…». Только звучал он где-то в Лизиной голове…
- Елизавета Сергеевна, садитесь, мы вас подвезем. Вы же домой? – а это прозвучало уже вполне реально. Из открытой двери автомобиля выглядывало миловидное улыбающееся женское лицо. Лиза узнала маму одного из своих учеников - они жили через два дома друг от друга.
- Ой, здравствуйте! Буду вам очень признательна. Я вот на автобус опоздала, а следующий только через час…
- Ну так садитесь скорее, а то замерзнете!
Когда Лиза оказалась в теплом и светлом салоне, ей вдруг захотелось улыбаться. А ведь она еще не знала, что её мама купила ей в подарок отличные зимние сапоги, что родители на собрании через неделю отстоят драматический кружок; не знала Лиза, что завтра Игорь скажет ей о том, что одна крупная немецкая фирма очень заинтересовалась его проектами и готова сотрудничать, и что Аленка выучила для неё трогательное стихотворение про маму. Всего этого Лиза еще не знала, но она чувствовала, что предсказание старушки обязательно должно сбыться. А когда Лиза обнаружила в порванном пакете все восемь картофелин, она уже знала это наверняка…